Когда Лань Сичэнь впервые встречает Не Хуайсана, тот настороженно выглядывает из-за спины брата. Он уже собирается сказать что-то ободряющее, как тот широко распахивает и без того кажущиеся слишком большими на круглом лице глаза и восхищенно произносит:

– Ого какой красивый!

Лань Сичэнь чувствует, как у него начинают гореть щеки. Не Минцзюэ тоже краснеет и негодующе смотрит на брата сверху вниз.

– Ты что творишь, вредитель мелкий?! Я тебе говорил вести себя прилично перед посторонними? – выговаривает он, но Не Хуайсан не обращает ровным счетом никакого внимания ни на слова, ни на грозный тон, словно это происходит не в первый раз. Он вскидывает голову и дергает брата за рукав:

– Но красивый же! Ты что, не согласен?

Тут оба старших краснеют еще больше и перебрасываются неловкими взглядами. Лань Сичэнь знает, что считается красивым и, вероятно, вскоре займет высокое место в списке молодых господ своего поколения, но раньше упоминания своих достоинств и комплименты он принимал как должное, а так откровенно ему их еще не высказывали.

Не Минцзюэ продолжает сверлить брата зловещим взглядом, а тот смотрит в ответ невинно и время от времени бросает на Лань Сичэня быстрые заинтересованные взгляды. Тот тоже присматривается к нему. Странно, по рассказам Не Минцзюэ он запомнил, что его младший брат должен быть несколько постарше…

– Не обращай внимания, – проницательно бросает старший Не. – Ему восемь. Просто он мелкий и ведет себя, как пятилетка, – он снова поворачивается к брату: – А ты иди в свою комнату, садись лицом к стене и думай о своем поведении!

Не Хуайсан лишь надувает губы и непреклонно заявляет:

– Нет. Я пойду с тобой и красивым гэгэ, – и для верности вцепляется в рукав Лань Сичэня. Тот остолбенело смотрит, как чужая рука сминает край облачной вышивки. Никто и никогда так бесцеремонно его не хватал. Даже дети из Облачных Глубин. Разве что Ванцзи, когда был совсем маленьким. Это странно, потому что Хуайсан не похож на Ванцзи абсолютно. Да и на других детей, которых он встречал. Впрочем, Лань Сичэнь никогда и не задумывался, какими бывают дети из других кланов.

– Никуда ты не пойдешь, позоришь меня тут! – Не Минцзюэ продолжает негодовать. – Марш в комнату!

– Нет! Ну дагэ, ты же обещал, что если я буду хорошо себя вести, ты возьмешь меня с вами и покатаешь на сабле!

– Так ты же плохо себя ведешь!

– Договор был вести себя хорошо до этого момента, – выдает Не Хуайсан неожиданно здравое и сложное суждение как для ребенка, которым кажется. Не Минцзюэ обессиленно вздыхает.

– Маленький хитрюга.

– Минцзюэ-сюн, я думаю, раз ты обещал, а он выполнил условия, то ничего страшного, если мы все-таки возьмем его с собой, – осторожно замечает Лань Сичэнь. Не Минцзюэ лишь ворчит: «Ты еще об этом пожалеешь», а Лань Сичэнь наклоняется и говорит с участием:

– Приятно познакомится, Хуайсан. Я тоже немного разволновался от встречи, не переживай.

В ответ ему солнечно улыбаются и тащат за рукав «показать черепашку».

Они все-таки летят в горы вместе с Хуайсаном и черепашкой, которая не больше его ладони. Там они ловят рыбу в реке и следят, чтобы двух последних в нее не смыло. Потом на закате жарят улов, а в темноте идут на Ночную охоту. Конечно, никого серьезного они загнать не могут в своем-то возрасте, тем более с ребенком за спиной. Но какой-то злобный дух им все же попадается, заставляя провозиться почти до рассвета. Под то ли испуганный, то ли радостный визг Не Хуайсана они его таки упокоили и совершенно счастливые вылетели обратно.

Сперва они с Не Минцзюэ мечтали, что их младшие братья тоже подружатся. Им определенно было что перенять друг у друга. Но когда Не Минцзюэ впервые привозит Хуайсана в Облачные Глубины, сразу становится понятно, что это провальная затея, а Ванцзи с Хуайсаном, кажется, живут в параллельных мирах и не имеют ни одной точки соприкосновения. И выдыхают с явным облегчением, когда им наконец позволяют не находиться рядом друг с другом. В итоге Ванцзи возвращается к своим занятиям, а Хуайсан снова липнет к старшим, чувствуя себя неуютно среди строгости и холода, что пронизывает резиденцию Гусу Лань и ее обитателей.

С тех самых пор он всегда оказывается рядом. Стоит только Лань Сичэню прилететь в Нечистую Юдоль, как Не Хуайсан тот час же выскакивает из-за угла, словно предугадывает его приближение каким-то тайным чувством. И когда Не Минцзюэ прилетает в Облачные Глубины, за его спиной часто стоит еще один гость. Лань Сичэнь привыкает к этим коротким встречам и находит Хуайсана милым ребенком, чуть более тонко чувствующим прекрасное, чем требуется в Цинхэ Не. Несмотря на то, что он младше, а выглядит еще меньше своего возраста, с ним интересно поговорить об искусстве. Но манеры его по-прежнему оставляют желать лучшего, грозя из детской живости и непосредственности перерасти в полнейшую распоясанность и непочтительность. И похоже, с ним не то что не могут совладать – а просто не хотят.

– Ты не представляешь, – жалуется Не Минцзюэ, – у этого маленького пакостника есть скрытая способность. Ты идешь надрать ему уши, а потом провал в памяти – и ты уже с ним нежничаешь. Не смейся! Ты просто на себе этого не испытывал! Вот увидишь, доберется он до тебя, и будешь любить его какого угодно.

– Я и так очень хорошо к нему отношусь, не стоит тут, – замечает Лань Сичэнь, откровенно веселясь. Как хорошо, что сейчас они не в Облачных Глубинах, где даже в своих покоях следует соблюдать правила. В комнате Не Минцзюэ в Нечистой Юдоли можно спокойно валяться спиной на циновках, не обращая внимание, что прическа растрепалась, а подол одежд задрался до колен. Не Минцзюэ окидывает его пристальным взглядом и торжествующе выдает:

– Вот, я же говорил! Ты еще и распоясался под его влиянием.

Лань Сичэнь смеется еще заливистей, но пояс и подол накидки все-таки поправляет. Не Минцзюэ только фыркает, а потом и сам начинает громогласно хохотать.

Не Хуайсан приезжает в Облачные Глубины в качестве ученика в неполные тринадцать лет. Это слишком рано для полноценного обучения, но ситуация особая. Глава Не только что скончался после длительной болезни, измотавшей и его самого, и его близких, и весь орден. Не Минцзюэ нехотя рассказывает, что отца доконали не только физические, но и душевные раны. Он не смог справиться с бессильной яростью, что ускорило его участь.

Теперь Не Минцзюэ следовало занять свое законное место. В основном его поддерживали, но хватало и тех, кто считал, что юнец, не достигший двадцатилетия, недостаточно подходит для управления Великим орденом. Вряд ли бы это вылилось в сколь угодно серьезное противостояние, но Не Минцзюэ решает на время отослать Хуайсана подальше от Цинхэ, где каждый знает, как главный претендент на роль Главы привязан к брату.

Не Минцзюэ долго разговаривает с Лань Циженем, который определенно не в восторге от этой идеи.

Лань Сичэнь сам идет к дяде. Тот все еще непреклонен:

– Не годится, он слишком мал. Остальным ученикам лет по шестнадцать, а этому сколько?

– Почти тринадцать, дядя, – терпеливо отвечает Лань Сичэнь, подливая чай в пиалы. Хороший чай – успокаивающий горячие нравы.

– А с виду будто десять, – дядя ворчит, пробуя чай, а потом одобрительно кивает. Лань Сичэнь улыбается и кротко опускает взгляд, берет свою пиалу и аккуратно отпивает.

– Можно ведь не требовать с него, как с полноценного ученика. Пусть просто будет под присмотром и набирается ума. А через год сможет быть на равных с другими. Кроме того… – он смущается, не зная, расценить это как сплетню за спиной или как честный и беспристрастный разговор с учителем. – Манеры Хуайсана несколько неподходящие для благородного юноши его возраста. В Нечистой Юдоли его слишком любят и относятся снисходительно ко всем ребячествам, промахам и отсутствию должного почтения к старшим и посторонним, – от чувствует себя предателем, ведь это были жалобы Не Минцзюэ, брошенные мимоходом. Но он и сам видит, что Не Хуайсан хоть и очаровательный ребенок, но совершенно разболтанный.

Не желая этого изначально, он попадает в нужную точку. Дядя еще недовольно ворчит, поглаживая бороду, но уже готов принять на воспитание очередной безнадежный случай и сделать из него молодого господина, преисполненного подобающих манер.

Наконец Не Хуайсан селится в общежитиях для приезжих учеников и начинает ходить на занятия. Дядя продолжает ворчать, что тот вечно садится за задний стол в надежде, что его не будет видно за спинами других учеников – в этом есть смысл, на фоне рослых юношей Не Хуайсан совершенно теряется. Но с учительского возвышения все видно прекрасно. А стоит к нему обратиться, как он готов рухнуть в обморок от страха, хотя никому в голову не приходит требовать с него правильных ответов, пока он на роли вольного слушателя. И похоже, что вся информация ему в одно ухо влетает, а в другое вылетает, и весь урок он тихо рисует под столом, думая, что хорошо спрятался.

После первой недели занятий Не Хуайсан сидит комнате Лань Сичэня за чаем и горько жалуется на судьбу. Облачные Глубины и раньше казались ему странным скучным местом, а сейчас так и вовсе. Он скучает по матери, брату и товарищах из Нечистой Юдоли, скорбит по отцу. Еще и черепашку пришлось оставить дома из-за запрета на домашних животных. Он каждый день пишет Не Минцзюэ с просьбой его забрать, но тот непреклонен.

– Не надо, – Лань Сичэнь неожиданно для себя накрывает ладонью его нервно теребящие пиалу пальцы. – Ему сейчас тяжело. И он и так за тебя переживает, не усугубляй.

Не Хуайсан замолкает, долго глядя в пиалу, а потом шмыгает носом и кивает.

Поначалу Лань Сичэнь чувствует озабоченность тем, что слишком вольные манеры Не Хуайсана сослужат ему недобрую службу, но проходит несколько месяцев, а он ни разу не нарвался на серьезное наказание, в отличие от соучеников, почти полным составом отведавших ферул. Лишь пару раз переписал правила и выслушал длинные нотации, которые пролетают мимо него, так же как и знания. Дядя говорит, что не так все страшно, как ему расписали, и хоть чему-то это дитя учится, но Лань Сичэнь смотрит глубже и понимает, что Не Хуайсан просто в постоянном оцепенении от страха перед суровым наставником и не нарушает правила только из-за этого. Когда же они остаются наедине, он все тот же непосредственный ребенок.

Несмотря ни на что, Не Минцзюэ и вся Нечистая Юдоль почему-то крайне довольны преображением молодого господина. Видимо, Лань Сичэнь просто видел и знал не все. Настолько довольны, что Не Хуайсан снова едет в Облачные Глубины, на этот раз уже на полноценное учение. Не Минцзюэ в напутствии перед расставанием выражает надежду, что брат, раз уж не слишком хорош в фехтовании и заклинательском искусстве, проявит умственные способности и тягу к наукам, но судя по кислому лицу Не Хуайсана – у того о нем слишком хорошее мнение.

За месяцы, проведенные дома, Не Хуайсан неумолимо меняется. И из-под личины невинного ребенка то и дело прорывается дерзкий юнец, познавший прелести алкоголя и интереса к взрослым вещам, а интереса к учениям так и не обретший. Наставник все чаще злится и говорит, что ошибся и этот экземпляр безнадежен. Не Хуайсан умудряется выкручиваться на минимально удовлетворительные оценки, и то благодаря смекалке, а не рвению к учениям. А поведение его не столь ужасно лишь из-за панического страха перед физическими наказаниями.

Ученики этого года все немного младше и наконец Не Хуайсану есть о чем с ними поговорить. Правда, они то и дело подбивают его на неприемлемые выходки, вроде сбегания с занятий, тайных попоек и вылазок за территорию Облачных Глубин в ночное время. Лань Сичэнь старается перехватить Не Хуайсана до того, как он попадется ночным патрульным или старшим адептам и нарвется на наказание. Хотя иногда хочется, чтобы он все-таки получил то, чего заслуживает. Это определенно пошло бы ему на пользу. Но почему-то Лань Сичэнь всякий раз проявляет недостойную мягкость. Настолько, что даже Ванцзи, недовольный тем, что у него из рук снова уводят пойманную за нарушением добычу, разговаривает с братом недовольно. Лань Сичэнь замечает, что тот вообще смотрит на Хуайсана каким-то сложным взглядом. Он мог бы заподозрить в том... ревность? Но в ответ на осторожные вопросы Ванцзи привычно уходит в молчание, а на попытки проявить и к нему тактильное внимание – так же привычно уворачивается и смотрит с непониманием и какой-то обидой.

***

Хоть Не Хуайсан хорошо ладил с соучениками, он все равно предпочитал проводить время с ним, подолгу засиживаясь в комнате за разговорами, музыкой или живописью. Не Хуайсану далеко до мастерства Лань Сичэня, но его линии четки и изящны. В нем нет умения всего парой штрихов выражать многое, и его работы зачастую перегружены деталями, но если присмотреться к ним – в них всегда обнаруживается что-то еще, какой-то сокрытый за очевидным смысл.

А еще Не Хуайсан всегда искренне восхищался его работами и тем, насколько он его превосходит. Лань Сичэнь уже познакомился с ядом людской зависти, в Не Хуайсане же его не было ни капли. Он понимал, что окружающие на голову выше него по большинству параметров, но совершенно по этому поводу не переживал, и уколоть его было невозможно. С одной стороны это становилось преимуществом, с другой – нельзя было использовать как стимул к развитию. В нем был какой-то странный стрежень – не твёрдый, а гибкий, как лоза, которую невозможно сломать, которая гнется в разные стороны, но непреклонно возвращается в прежнее состояние, стоит только ослабить хватку.

Поначалу Лань Сичэнь пытался помогать ему с учебой, но Не Хуайсан быстро и незаметно поворачивал вечер в нужное ему русло. Склонность к праздности в Облачных Глубинах порицалась, но Лань Сичэнь ничего с собой поделать не мог и всякий раз поддавался. К своему стыду, он считал, что немного праздности не повредит, если предаваться ей в уединенном месте и не демонстрировать всем вокруг.

Он и сам не заметил, как стал получать от этих встреч неподдельное удовольствие. Это не было долгом перед лучшим другом или возней с младшим братом. С Не Хуайсаном было интересно беседовать. Пусть он был небрежен в науках и заклинательском мастерстве, но все же об искусстве, литературе и просто отвлеченных темах рассуждал вполне здраво, и довольно много знал о повседневной жизни простых смертных, поскольку что дома, что в Гусу постоянно шатался по ближайшему городу, общаясь со всеми подряд.

А еще Лань Сичэнь должен был себе признаться, что при всей любви и уважении к своей семье, ему отчаянно не хватало непосредственного общения. Как когда-то было с матерью. И как позже стало с Не Минцзюэ. Слишком мало кто видел и хотел видеть в нем его самого, а не образцового молодого господина и идеального наследника Великого ордена. Но матушки давно нет, а Минцзюэ-сюн теперь Глава ордена и свободного времени у него в разы меньше. До сих пор странно видеть, как тот прилегает не для дружеских посиделок, а чтобы обсудить какие-то дела с дядей, уже много лет исполняющим обязанности Главы Гусу Лань.

У него были еще приятели, но ни с кем он не общался достаточно близко. Иногда ему казалось, что люди сами не хотят к нему приблизиться. Словно его окружала какая-то особая аура, и им можно было только восхищаться на расстоянии, а не любить искренне и по-человечески. С Ванцзи было то же самое, но того совершенно не трогало это все, и он был даже рад, когда к нему не лезли.

Не Хуайсан же общался с ним свободно, словно Лань Сичэнь был еще одним его братом, возможно даже выросшим в одном доме. Восхищался им тепло и почти по-семейному, врывался в его комнаты в любое время и садился порою слишком близко, норовя то шутливо толкнуть плечом, то схватить за руку. Поначалу это напрягало, но отодвигаться было невежливо, а потом Лань Сичэнь привык. Иногда Не Хуайсан засыпал, уронив голову ему на плечо, пока он наигрывал что-то умиротворяющее.

Так они стали проводить друг с другом все больше времени. Не только в Облачных Глубинах, но и выбираясь на простые Ночные охоты и просто в город или в какие-то живописные места, куда можно было прихватить кисти и бумагу, а так же еду из ближайшего городка. Не Хуайсан всегда немного чрезмерно, как казалось Лань Сичэню, радовался каждой их совместной вылазке и готов был присоединиться в любое свободное от учебы время, а иногда и в ущерб ей. Это Лань Сичэнь категорически пресекал, хоть и знал, что Не Хуайсан регулярно прогуливает занятия и никакие увещевания здесь не помогали.

Непоправимое случилось в последний день перед отъездом. Они, как и многие вечера до этого, пили чай в комнате Лань Сичэня, Не Хуайсан витиевато жаловался на злую судьбу, нарушая правило не говорить громко и слишком эмоционально. Как будто это не собственные лень и небрежность, привели его к неудовлетворительным оценкам и неутешительной характеристике его поведения от Учителя. Кажется, Лань Цижень уже скучал по испуганному ребенку, тихо рисующему за задним столом.

Было понятно, что Не Хуайсану придется вернуться сюда на следующий год и, как многообещающе высказался Не Минцзюэ, в последующие тоже, пока все не будет сдано хотя бы на И.

Вдоволь нажаловавшись, Не Хуайсан на время притих, убаюканный неспешными переливами струн гуциня. Лань Сичэнь как раз изучал мелодии успокаивающие душевное смятение.

– Дагэ опять и слышать не желает, что я не заточен под то, под что не заточен, – Не Хуайсан горестно вздохнул, задумчиво проводя пальцем по кромке стола. – Что я – не он. Я не могу одновременно махать саблей и цитировать научные труды и классическую литературу. Я знаю, что он меня любит, но почему-то совершенно не хочет понимать!

– Такой уж он человек. Но ему будет приятно, если он хотя бы увидит твое старание, – мягко заметил Лань Сичэнь. Не Хуайсан склонил голову набок, словно крепко задумавшись.

– Наверное. Вот ты все понимаешь, Сичэнь-гэгэ.

– Я бы так не сказал, – возразил он. Он и правда так не считал, но искренне стремился найти и понять причины любых поступков людей, прежде чем делать о них какие-то выводы. – Я не слишком хорошо понимаю людей. Но я стараюсь этому научиться.

– В этом все и дело, – Не Хуайсан снова вздохнул. – Ладно, давай не будем о грустном. Вряд ли мы еще сможем провести такой вечер до моего следующего приезда, – он кивнул на чайник.

– Мне будет не хватать тебя все это время, - честно признался Лань Сичэнь, отметив, как щеки Не Хуайсана слегка зарделись, а во взгляде появилось что-то незнакомое.

Они наслаждались новым сортом чая, обсуждали последние течения в живописи. Позже Лань Сичэнь снова достал гуцинь, наигрывая уже неспешные лирические мелодии. Не Хуайсан, сидя напротив, казалось, задремал, легко покачиваясь в такт мелодии и опустив взгляд, пряча его за длинными пушистыми ресницами.

Дальше все произошло внезапно и легко, словно мимолетное наваждение или короткий сон. Не Хуайсан снова качнулся, но уже вперед, привстал на коленях, перегнулся через стол. Ладони легли на руки, прижав к струнам. Губы коснулись губ – почти невесомо и всего на несколько мгновений. А потом он вернулся на место и замер, опустив голову, только глаза мерцали из-под ресниц незнакомым ранее темным огнем.

Лань Сичэню понадобилось время, чтобы выйти из оцепенения. Его словно ударили под дых или выбили пол из-под ног. Ни правила, ни прочитанные книги, ни разговоры с приятелями из других орденов не говорили ему, что делать в таких ситуациях. Это было что-то немыслимое, он и представить не мог, что кото-то может на такое решиться! Ему всегда казалось, что эта наведенная на него аура безупречности держит людей на расстоянии, и если кто и испытывает подобные мысли, то уж точно ни за что не воплотит их в жизнь. И он совершенно не заметил, что кто-то смог подобраться к нему настолько близко. И был достаточно безрассуден.

Призвав все свое воспитание, он глубоко вдохнул и постарался улыбнуться как всегда тепло и с участием, невзирая на то, что его лицо горело огнем и наверняка это было заметно.

– Будем считать, что это вышло случайно. Ты устал и, кажется, начал видеть сны наяву.

Сделать вид, что не заметил чье-то неподобающее поведение или неловкость – это достойно воспитанного человека.

Не Хуайсан покачал головой.

– Нет, не будем, – в голосе вместо обычной текучей мягкости какая-то незнакомая решимость. Лань Сичэнь снова растерялся.

– Хуайсан?

– Это вышло не случайно. Я тебя поцеловал, потому что хотел этого, – упрямо повторил тот. – Я люблю тебя. Давно. Думал, этого сложно не заметить, – тут он словно наконец осознал, что натворил, и перед последней фразой его голос слегка дрогнул: – Думал, ты не против.

Лань Сичэнь снова почувствовал себя так, словно из-под него выдернули циновку. Лицо запылало еще сильнее. Ему казалось, что Не Хуайсан льнул к нему из-за того, что он единственный хорошо знакомый ему здесь человек, и из-за близких интересов, и потому что скучал за старшим братом... И вообще он общительный и ласковый ребенок… Уже не ребенок. Вероятно, дело в этом.

Лань Сичэнь еще раз медленно вдохнул и выдохнул. Что ж, в этой ужасно неловкой ситуации есть свой плюс – по крайней мере Не Хуайсан пришел с этим к нему, а не к кому-то другому, кто мог бы неверно расценить его слова и воспользоваться доверчивостью и легкомыслием в неблагих целях.

– Думаю, ты уже достиг возраста, когда возникают романтические мысли. Я понимаю, что оказался к тебе ближе всех и… наверное, мне стоит быть польщенным… Но я не думаю… – он начал запинаться. Вежливый ответ застревает в горле. Конечно, он читал определенные книги, когда сам проходил этот возраст и был не в силах понять, что происходит с его телом и разумом. К отцу идти было бесполезно, а дядя только вздохнул и указал ему на необходимую полку в библиотеке. Впоследствии он надеялся, что в свое время сможет наставить Ванцзи, но тот либо не сталкивался с подобным, либо сам нашел ту полку. А сейчас все умные мысли вылетели из головы. В конце концов у него только что украли первый поцелуй! К такому вообще можно быть готовым? И у кого спросить, чтобы не выдать себя с головой? Наконец он кое-как закончил: – Не стоит так легко разбрасываться столь серьезными словами.

– Я понял, – на лицо Не Хуайсана набежала тень. – Вернее не понял, – он замотал головой. – Не понял тебя, прости. Тогда я просто хочу, чтобы ты знал. И это не потому, что ты просто оказался рядом. Это потому что ты – это ты, – он подскочил на ноги, едва не перевернув стол, подхватил с пола сброшенную ученическую накидку и умчался, словно его здесь и не было.

Утром он прощался как всегда дружелюбно, словно ничего не произошло.

***

Проходит время. В Облачные Глубины снова съезжаются ученики. И конечно же, Не Хуайсан снова в их числе, подгоняемый братским напутствием учиться хорошо и обещанием лишить его всех привилегий, если он и на этот раз провалит необходимые младшему адепту экзамены.

Лань Сичэнь поначалу чувствует небольшую неловкость. После того признания они с Не Хуайсаном больше не разговаривали о случившемся, да и приезжая в Нечистую Юдоль, он старался не оставаться с ним наедине, хотя постоянно искал его взглядом и обеспокоенно вглядывался в малейшие реакции. К несчастью, это привело лишь к тому, что он стал все чаще замечать, что Не Хуайсан становится хорош с собой и в нем все чаще проявляется что-то такое… Пожалуй это то неуловимое, что отличает ребенка от взрослого. Сталкиваясь с ним взглядами, Лань Сичэнь всякий раз ощущает, что готов снова покраснеть и поспешно отворачивается.

Но похоже, Не Хуайсан уже забыл эту свою блажь и больше ни о чем таком не заговаривает. Не пытается сесть слишком близко или лишний раз прикоснуться. На этот раз он не ходит хвостом за Лань Сичэнем. Он, кажется, и вовсе о нем не вспоминает, большую часть времени проводя с новыми приятелями. Оно и понятно – первый ученик Юньмэн Цзян сияет так, что окружающие поворачиваются к нему, как цветы к солнцу. Кроме того они с Хуайсаном в чем-то похожи.

Глядя, как Не Хуайсан бредет по тренировочному полю в обнимку с учениками из Юньмэна, Лань Сичэнь чувствует удовлетворение, что тот наконец отвлекся на ровесников, и в то же время какое-то недостойное недовольство. Настолько, что хочется подойти и напомнить, что бурное проявление тактильного расположения в Облачных Глубинах запрещено. Хотя обычно на подобное в отношении приезжих учеников все смотрят свозь пальцы.

Он почти срывается с места, но замечает взмах былых одежд на другом краю поля. Ванцзи успевает первым и строго выговаривает всем троим. Те смеются, но руки расплетают и уходят, перебрасываясь шутками. Ванцзи смотрит им вслед с нечитаемым лицом. Но Лань Сичэнь видит все и прекрасно понимает. И сейчас, похоже, разделяет.

На это раз Не Хуайсан умудряется сдать все необходимое и получить достойную характеристику. Лань Сичэнь подозревает, что все дело в том, что дядя просто счел его поведение достойным на контрасте со злополучным первым учеником Юньмэн Цзян, а все финальные проверочные работы Хуайсан благополучно списал у Цзян Ваньиня.

Утром родители начнут забирать обтесавшихся чад по домам, напоследок слезно благодаря Учителя Ланя. За кем-то уже прилетели с вечера, оставшись на ночь. В Облачных Глубинах царит непривычное оживление, а к завтрашнему обеду все станет снова тихо и спокойно до нового приезда.

Лань Сичэнь воспользовался свободным вечером, чтобы подняться на одну из невысоких гор, откуда было лучше всего наблюдать за закатом. Солнце мягко золотило пейзаж, протягивая длинные тени, и готовилось опуститься за горную гряду по другую сторону долины.

Он уже достиг вершины, когда услышал позади себя голос и быстрые шаги. Не Хуайсан снова нарушал правило не бегать. С другой стороны, этот склон и вершина формально не относились к резиденции Гусу Лань. Не Хуайсан уже избавился от ученической накидки и в темно-серых клановых одеждах казался издалека кем-то незнакомым и более взрослым.

– Сичэнь-гэгэ! – он взбежал по довольно крутой тропе и остановился рядом, переводя дыхание. Его щеки немного раскраснелись от бега.

Вокруг никого не было, место оказалось достаточно уединенным.

– Ну как, готов к возвращению? Твой брат будет доволен.

– Нет, он никогда не будет мной доволен. Но я выполнил его условия и могу больше сюда не приезжать, – Не Хуайсан пожал плечами.

От этого ощущается небольшая грусть. Верно, он стал уже привычным элементом Облачных Глубин, не как все прочие постоянно меняющиеся ученики. Наверняка первое время его будет не хватать даже ругавшим его наставникам.

– Что ж, поздравляю. Не покривлю душой, если скажу, что мне будет не хватать твоего общества. Но теперь ты можешь сосредоточиться на обучении тому, что пригодится тебе, чтобы занять надлежащее место в своем ордене, – Лань Сичэнь пытался сохранять серьезный наставительный тон, но к концу уже откровенно улыбался, глядя, как Не Хуайсан закатывает глаза и кривляется, полностью выражая все, что думает по этому поводу.

– Раз такое дело, и мы вряд ли скоро увидимся, – Не Хуайсан вдруг резко перестал веселиться, во взгляде появилась серьезность и решимость. Просто как тогда… Лань Сичэнь едва не отшатнулся. Нет! Он не готов снова к этой неловкой ситуации, хоть и прочел с тех пор еще больше книг и много думал о том, как стоило бы ответить.

– Не надо, я…

Не Хуайсан протестующе вскинул руку:

– Я целый год думал. И нет, я не ошибся. Я люблю тебя. Хочу быть с тобой. Я в этом уверен – не переубеждай меня. Я не ребенок и не дурак, чтобы не понимать, что именно я чувствую, – выпалил он на одном дыхании.

Лань Сичэню снова требуется время, чтобы вывести себя из оцепенения.

– Хуайсан, – начал он мягко. – Я не стану спорить с тем, что… – он все-таки сделал мимолетную паузу, – С тем, что ты меня любишь. Безусловно, ты тоже мне очень дорог, ты почти что мой младший брат, – добавил он, видя, как вспыхнувшая на миг надежда сменяется в глазах Не Хуайсана холодной пустотой. – И ты, кончено же, любишь меня точно так же, как и своего старшего брата…

И тут его перебивают:

– Что ты сказал?

Лань Сичэнь едва не давится окончанием фразы. Не Хуайсан смотрит на него, словно громом пораженный.

– К-как брата? – кажется, что он все еще надеется, что ослышался. – Как брата?!

– Вероятно, да, – начинает Лань Сичэнь, но понимает, что это было зря. Не Хуайсан бледнеет до серости.

– Вот значит, какого ты обо мне мнения, – тянет он сорвавшимся голосом, будто бы через тщетную попытку вдохнуть, прижимает ладонь к горлу, потом ко рту. Бледность становится зеленоватой. – Ты действительно считаешь, что я могу испытывать такое к собственному брату? Хотеть с ним… – он едва сдерживает рвотные порывы. – Да за кого ты меня принимаешь?! – он уже кричит во весь голос. Шаг за шагом отступает назад, все еще прижимая руку ко рту. В глазах ярость пополам с ужасом. Лань Сичэнь пытается что-то сказать и протягивает руку, но Не Хуайсан смотрит на него как на преступника, а потом резко разворачивается и несется вниз по склону, рискуя споткнуться и свернуть себе шею.

Всего несколько мгновений – и Лань Сичэнь остается на горе совсем один, наедине с ветром, соснами и закатом, который совсем не радует глаз.

Он так и не смог уснуть всю ночь, не понимая, что же пошло не так? Почему его простые слова вызвали такой отклик? Возможно, он и правда ошибся в природе чувств Не Хуайсана, и это все же иной интерес? Судя по тому, как он испугался...

Не может же он чувствовать к нему нечто такое?!

Лань Сичэнь резко отбросил одеяло. Стало слишком жарко и все тело покрылось липким потом. От догадки по коже пробежал озноб.

Тогда предположение о братской любви действительно было бы слишком…

Он сам ощутил головокружение и тошноту.

Какой позор! Лань Сичэнь совершенно не понимал, что теперь делать. Как исправить случившееся, как оправдаться. Сам он никогда не чувствовал чего-то подобного к другим людям, хоть ему уже исполнилось восемнадцать и желания молодого здорового тела были ему знакомы. Он сомневался, что сейчас ему помогут книги, а спросить совета у старших… Нет, об этом и помыслить невозможно!

Наверняка всему виной те непристойные книжки, что гуляли по рукам не только приезжих учеников, но даже младших адептов Гусу Лань. Ванцзи и старшие адепты постоянно их вылавливали и уничтожали, но откуда-то они возникали снова. Лань Сичэнь и сам отобрал парочку, честно обещая себе в них не заглядывать, но любопытство пересилило. Открыв один сборник, он чуть не сгорел. От стыда, конечно же. Какая изощренная фантазия могла породить такое?! Да еще и с участием одних только мужчин. Не говоря уже о том, что во всех этих непристойностях не было ни намека на чувства между участниками, да и как обучающий материал они никуда не годились. Один неприкрытый разврат. Неудивительно, что юные умы смущались подобным и в них зарождались неподобающие мысли!

Ему самому после этого снилось такое, что хотелось сразу после пробуждения нырнуть в холодный источник и не вылезать из него до вечера. Самым ужасным было то, что порою в этих снах мелькали и хорошо знакомые люди. В частности там фигурировала Нечистая Юдоль и оба брата Не. Утром Лань Сичэнь не знал, что ему делать – смеяться как помешанному от нелепости тех картин или утопиться со стыда во все том же холодном источнике.

Впоследствии он уничтожал непотребную контрабанду, не открывая, и эти кошмары прекратились.

Так и не сумев заснуть, он поднялся рано утром, чтобы проводить делегацию из Цинхэ, прибывшую за вторым молодым господином Не с вечера. Вчера Лань Сичэнь расстроился, что Не Минцзюэ не смог прилететь сам и провести с ним редкий беззаботный вечер, но теперь был этому рад. Он не знал, как смог бы посмотреть ему в глаза.

Не Хуайсан вздрогнул, когда Лань Сичэнь его окликнул и отвел в сторону от уже доставших сабли из ножен адептов Цинхэ Не. Он и сам вынул свою, хотя слишком долго держаться на ней в воздухе не мог.

Не Хуайсан казался бледным и осунувшимся, будто не выспавшимся. Глаза покраснели и опухли, словно он всю ночь прорыдал.

Стоило остановиться, как он резко сложил свой веер и вскинул голову.

– Ничего не говори, – быстро попросил он сиплым голосом, едва Лань Сичэнь попытался открыть рот, пальцы сжали сложенный веер до хруста. – Прости, Сичэнь-гэгэ, я действительно тебя люблю, – он покачал головой. – Не так, как брата. Но так же сильно.

Не Хуайсан отступил на шаг назад и учтиво поклонился, а потом быстро пошел к ожидавшим его людям. Скоро серые фигуры скрылись за облаками.

С тех пор Лань Сичэнь много бессонных ночей провел, мучаясь угрызениями совести и бесконечными мыслями о том, как следовало тогда поступить. Иногда его подстегивало желание написать или прилететь для личной беседы. Но вполне вероятно, что Не Хуайсан не желает больше его видеть – от него не приходили письма, хотя раньше он писал часто. Да и в гости Не Минцзюэ прилетал один, посмеиваясь, что, похоже, Хуайсан вдоволь насытился Облачными Глубинами. Лань Сичэнь отшучивался, что в противном случае все наставники взвыли бы с мыслью: «Что, опять?!» Но на душе было тяжело. Он не представлял, что было бы, узнай Не Минцзюэ о случившемся. И кого из них он бы винил?

Это оказалось самым тяжелым – он не мог поделиться с лучшим другом тем, что лежало камнем на душе. Тому точно не стоило знать, к кому его младший брат воспылал чувствами. Воспылал настолько, что дважды говорил о них так бесстыдно прямо. Да что уж там – недвусмысленно дал понять, что желает его!

А сам он вместо того, чтобы отнестись с большим вниманием к чувствам, которые никак не мог принять, просто наговорил Не Хуайсану ужасных вещей, наверняка навеки уронив себя в его глазах. Нет, он будет молчать об этом до гробовой доски. Он просто не переживет презрения со стороны Не Минцзюэ.

И каждый раз думая обо всем этом, он не знал, как следовало поступить. Даже если бы он разделял эти чувства… Что уж скрывать от самого себя – иногда ему казалось, что его отношение к Не Хуайсану все-таки выходит за рамки братских или дружеских. Ему еще несколько раз снились те самые сны, к счастью, хоть Не Минцзюэ в них больше не было. И проснувшись в напряжении и горячке, он мог промучиться до утра, потому что избавиться от этого состояния надлежащим заклинателю способом у него никак не получалось, а решить проблему более простым и естественным он не мог себе позволить. Но в любом случае он бы никогда не смог бы ответить взаимностью. Не в их положении. Не с младшим братом лучшего друга.

– Ты какой-то грустный. Тоже за Хуайсаном соскучился? – Не Минцзюэ смеялся, тайком наливая в свою чашу что-то из рукава, пока Лань Сичэнь привычно делал вид, что не замечает. Он едва не вздрогнул, призывая все свои навыки контроля над телом. Не ведая того, Минцзюэ-сюн попал в яблочко.

– Должен признать, без него в моих комнатах слишком тихо и прибрано, – ответил он с улыбкой, ничем не выдавая той бури чувств, что бушевала внутри. – Но мы не слишком много общались в последний год. Хуайсан всецело переключился на других учеников. Кому нужны скучные старшие братья, когда есть приятели? – он тихо рассмеялся, а потом едва не оцепенел от следующей небрежной фразы:

– Давно пора. А то мне даже неудобно было, что он так к тебе прилип. Будто влюбился, – Не Минцзюэ фыркнул и, к счастью, отвел взгляд, понимая, что эта шутка на грани. Но не ведая насколько. – Ты так терпеливо с ним возился, что я даже не знаю, как тебя отблагодарить.

– Не стоит. Он милый ребенок, – ответил Лань Сичэнь, заметив, что расплескал чай. Он незаметно убрал капли платком из-под рукава. Не Минцзюэ хмыкнул и в который раз повторил:

– Постарайся к нам приехать. Он все равно иногда тебя вспоминает и будет рад увидеться.

***

В Нечистую Юдоль Лань Сичэнь прибыл только через полгода. До того он предпочитал всеми способами видеться с Не Минцзюэ на нейтральной территории. Но тут ему пришло официальное приглашение на празднество по поводу шестнадцатилетия Не Хуайсана и отказаться так, чтобы это не выглядело подозрительно, он уже не мог.

Не Минцзюэ весь день ворчал про ненужные излишества в духе Башни Карпа и не меняющихся с годами бездельников. Лань Сичэнь лишь посмеивался в рукав и мягко подкалывал его насчет того, почему же тогда он выглядит таким гордым и довольным, когда рассказывает, что это Не Хуайсан сам организовал весь этот праздник?

Не Хуайсан же казался вполне довольным жизнью, и, кажется, растерял часть привитых в Облачных Глубинах хороших манер, но все же держался не в пример лучше прошлых лет. За легкий нрав и изящные, пусть порой и слишком вольные, манеры ему, кажется, прощали многое. Его непосредственность скользила по тонкой грани, не переступая через нее. А еще он немного подрос и в праздничном наряде выглядел взрослее и неожиданно – более элегантно и утончено. Лань Сичэнь понял, что просто привык видеть его в ученических одеждах и с простой прической. Теперь же им хотелось любоваться подолгу.

Лань Сичэнь то и дело одергивал себя, заставляя не смотреть на именинника постоянно. Он все же человек, а не произведение искусства. Но взгляд все равно то и дело возвращался к нему. А от знакомых интонаций, поворотов головы и движений рук с веером, внутри что-то екало, посылая тепло и щекотку от сердца к животу.

Не Хуайсан общался с ним так же тепло, как и раньше, словно не было того чудовищного разговора. Он расслабился и перестал каждую секунду ждать подвоха. Пока вдруг незаметно для себя не оказался с ним один на один в сумеречном саду.

– Сичэнь-гэгэ, я так рад, что ты наконец смог приехать, – говорил Не Хуайсан, плавно покачивая веером в руке. Лань Сичэнь отметил, что на нем все еще болталась подвеска, которую он ему подарил года два назад. – Дагэ очень переживал, что ты никак не навестишь нас. Я говорил ему, что с каждым годом у тебя становится все больше обязанностей как у наследника, а он в ответ принимался бранить меня за то, что я этими обязанностями регулярно пренебрегаю! – он хлопнул по ладони сложенным веером, в голосе была такая бездна обиды и возмущения, что Лань Сичэнь едва не рассмеялся и с трудом сохранил серьезный тон.

– Его строгость лишь тебе во благо.

– Да, я знаю. И все же он может сколько угодно печалиться, что я не сильный и не умный, но ему придется смириться я тем, что я у него красивый, – Не Хуайсан откинул голову и рассмеялся звонко и радостно. Лань Сичэнь снова едва сдержал улыбку. Нечему тут радоваться – совершенно бесстыжая мысль. Но до чего же хочется присоединиться!

– Думаю, с этим он уже смирился, – осторожно заметил Лань Сичэнь. Как бы Не Минцзюэ ни ворчал, что младший брат вместо науки и тренировок тратит все время и внимание на ерунду для смертных бездельников, он все равно смотрел на него сегодня с гордостью. Ему определенно нравилось, как гости восхищаются Не Хуайсаном, пусть и в несколько непривычной для заклинателя из именитого ордена манере. – Но и первым двум пунктам все же следует уделить внимание.

Не Хуайсан изобразил на лице ужас, округлив глаза и прикрыв рот веером, а потом фыркнул и легонько толкнул его плечом:

– Ты превращаешься в зануду, как твой дядюшка, будь осторожен. Место преемника ворчливого старикана уже занято Лань Чжанем. Я в последний год даже начал его бояться, – он поежился. – Кстати, почему он не приехал? Вэй-сюн мне все уши прожужжал о том, как жаль, что мы все не насладимся его обществом.

– Не разыграете снова, ты хотел сказать? – строго уточнил Лань Сичэнь.

– Это не я хотел сказать! Но ты прав, Вэй-сюн имел на это мероприятие грандиозные планы, – Не Хуайсан снова заливисто рассмеялся. – Ох, иногда я скучаю по Облачным Глубинам. Это ужасно, – он смахнул выступившие слезы. Лань Сичэнь лишь покачал головой. Все они оставались такими детьми, несмотря на то, что уже превращались в молодых мужчин.

– В Облачных Глубинах без тебя тоже все иначе.

Не Хуайсан снова притворно ужаснулся:

– Только не говори, что старейшины во главе с Учителем за мной ночами рыдают! Нет-нет, я этого не переживу. Мне вполне достаточно того, что ты будешь иногда обо мне вспоминать, – он улыбнулся и тут же скрыл эту улыбку за веером.

– Я должен перед тобой извиниться, – наконец начал Лань Сичэнь и, поймав удивленный взгляд, пояснил: – За наше прощание и то, что было раньше…

– А ты об этом, – Не Хуайсан небрежно махнул рукой. – Не беспокойся, я вовсе не собираюсь больше тебе досаждать. Ну подумаешь, влюбился! С кем не бывает, – он смущенно хихикнул. – Знаешь, на самом деле я страшно влюбчивый и постоянно за кем-то упадаю. Нескольких несчастных я просто преследовал. Так что не бойся, это скоро пройдет. Мне жаль, что ты об этом беспокоился все это время. Чем я могу загладить свою вину? – он схватился за края его рукавов, участливо глядя снизу вверх. Дань Сичэнь лишь вздохнул, подавляя ту бурю противоречивых мыслей, что вызвало это неожиданное признание:

– Постарайся уделять больше внимания тренировкам и учебе.

Не Хуайсан хлопнул ресницами.

– Ну нет, ты меня подловил, так не честно! – заныл он и вдруг замер, прислушиваясь. Из-за зарослей отчетливо слышалось: «Не смей лезть на стену в чужой резиденции, ты пьяное позорище! Видел, какие они тут все? Сперва подстрелят, а потом спросят кто и зачем!»

– Кажется, мои гости требуют моего внимания, – Не Хуайсан обеспокоено оглянулся. – Как бы чего не вышло… Я правда рад, что ты приехал. Приезжай почаще. Дагэ всегда тебя ждет. И я тоже, – он кивнул и, элегантно подобрав полы одежд, перепрыгнул через куст и скрылся в зарослях.

Лань Сичэнь какое-то время смотрел на постепенно приходящие в покой ветки, а потом выдохнул с облегчением и направился к выходу из сада. Он был рад, что больше не нужно мучиться виной и неизвестностью. Рад, что Не Хуайсан перестал страдать от влюбленности в него. Но почему же тогда от этого разговора стало так горько, словно он залпом выпил чашу традиционного семейного отвара? Или он спутал горечь с кислотой, и в той чаше был уксус?

Он не мог понять – это из-за того, что о нем так быстро забыли, или что он оказался одним из многих, на кого упал интерес Не Хуайсана? А ведь если бы он позволил себе почувствовать что-то в ответ, подобная ветреность причинила бы ему неподдельную боль. Стоило только на миг представить, что это действительно было бы так, захотелось что-то ударить. Или утащить Хуайсана подальше от многочисленных приятелей и гостей, с которыми тот флиртовал, пусть и вполне по-светски, чтобы он больше никому не морочил голову.

Пришлось немедленно остановиться и привести в порядок дыхание. Лань Сичэнь мысленно отчитал себя за недостойный эгоизм и собственнические мысли. Наверняка ему следует провести несколько дней в медитации и перечитать пару подходящих поучений. Он не собирался разделять чувства Не Хуайсана, да и вовсе чувствовать что-то подобное, так что эти реакции недостойны и неразумны.

Из тяжелых мыслей его выдернул оклик:

– Сичэнь! Где ты есть?

– Я здесь, – он поспешил завернуть за высокий цветущий куст и присоединиться к недовольному Не Минцзюэ.

– А где Хуайсан? Я думал, он тебя изводит разговорами о цветах. Видал, что придумал тут высадить?

– Отправился снимать со стены пьяных друзей, – Лань Сичэнь оглянулся на темный сад. Гнетущее ощущение разжимало свою хватку. Теперь ему хотелось просто веселиться и провести вечер за приятным общением с Не Минцзюэ в его комнатах, пусть даже они больше не могли себе позволить валяться на полу в непотребном виде или замышлять шалости. Ему всегда нравилась Нечистая Юдоль, и он был счастлив, что больше нет необходимости избегать ее.

– Эти юнцы из Юньмэна, говорят, хороши, но чего же буйные… – Не Минцзюэ посмотрел на заросли и покачал головой.

– Тогда неудивительно, что Хуайсан с ними сдружился.

– Надеюсь, он наберется у них и чего-то полезного. Пойдем, скоро можно будет закончить этот официоз и наконец нормально поговорить.

Лань Сичэнь кивнул и счастливо улыбнулся.

Ночь опускалась на Нечистую Юдоль. Все вернулось на круги своя.